Как чувство одиночества в темноте стало страхом конца
Иногда самые глубокие убеждения о себе и мире формируются… в полной тишине. Ребёнку не обязательно что-то объяснять, на него не обязательно кричать или наказывать — он сам всё «поймёт» и сделает выводы. Даже самые болезненные.
Юрий уже был на пенсии. Он понимал, что большая часть жизни осталась позади, но в то же время — не спешил «на ту сторону». Более того, он боялся приближения этого момента. Именно с этим страхом он и обратился ко мне. Как он выразился, «жизнь превратилась в мучительное ожидание».
Я был готов работать со страхом смерти — так это сначала и выглядело. Но уже на второй рабочей встрече стало понятно (в первую очередь Юрию), что дело не в самой смерти. Он не боялся болезней, несчастных случаев, старения. Его ужас заключался в другом: он боялся оказаться внутри гроба. Это был ярко выраженный страх быть похороненным заживо — тафофобия.
Когда мы начали разбирать этот страх, выяснилось, что в его основе — вовсе не смерть. За подобными фобиями чаще всего скрываются другие: страх темноты, страх одиночества, страх замкнутых пространств. Всё остальное — лишь символика, «обёртка», за которой скрыта первичная травма.
Мы решили использовать регрессионную терапию, чтобы найти тот самый момент, когда всё началось.
И момент нашёлся.
В возрасте примерно 6–7 лет Юрий однажды проснулся ночью один в тёмной комнате. В эту минуту его сознание внезапно осознало, что все вокруг смертны. Что родители когда-то уйдут. Что он тоже когда-нибудь исчезнет. И вдруг — он ощутил боль от понимания своей конечности, обиду на весь мир и тотальное одиночество, в котором никто не может помочь. Именно эта ночная сцена и стала корнем его страха.
Мы достаточно быстро — всего за пару недель — проработали этот внутренний конфликт. Юрий смог отпустить ту давнюю детскую боль. Он перестал жить в ожидании конца — и начал по-настоящему жить в моменте, спокойно и с достоинством принимая каждый новый день, как подарок.